Должна сразу сказать, что это оказался один из самых лучших, теплых, хорошо организованных и интересных музеев Москвы, не только литературных, но и вообще. Найти его очень просто: нужно выйти на Поварскую (от Арбатской ближе, от Тверской дальше, от Баррикадной - посредине), взять карту переулков и свернуть в нужный.
Лично я предпочитаю гулять от Тверской ( где теперь нет множества прекрасных сверкающих ларечков и веет недалеким прошлым), то есть долгим путем, и попутно любоваться фонтанами на Бульваре, милым итальянским кафе, "Алыми парусами", домом актеров, памятниками Шолому-Алейхему, Блоку и Крылову, а также самой Поварской с ее старинными особнячкам. Весь путь от Тверской занимает около получаса и рекомендуется только тем, кто располагает временем или отлично знает центр.
Высотка вдалеке послежит вам ориентиром, что вы на правильном пути. В одном из прилегающих к Поварской переулков — ничем особо не выделяющийся внешне среди таких же старомодных особнячков музей. Точный адрес можно узнать в сети, а на двери есть табличка.
У кассы вас встречает вот такая гипсовая хозяйка дома. Сам билет стоит около 300 р., плюс на кассе можно купить много неплохой литературы по Цветаевой и Серебряному веку, неплохой, но ничего исключительного, если вы специалист, то Америки для себя не откроете.
Потолки низенькие, помещения маленькие, как и должно быть в дореволюционном особнячке, но видно, что музей не отстает от времени и поддерживается.
Говорят, что если посмотреться в старинное зеркало и загадать желание, то есть шанс на исполнение. В отражении — выставка писем и документов семьи Эфрон, довольно интересная экспозиция, загляните.
Вот, например, автограф поэта на французском. Казачья колыбельная.Перевод.
Вот самая обычная почтовая карточка советская, заполненная самым несоветским человеком на свете. Похоже на чудо, правда? Возможно, в этом году уже родилась ваши бабушка, и ее родители пользовались точно такими же картонками, может быть, они у вас даже остались.
А вот солдатский треугольник Мура, сына Цветаевой. Мать и отец уже погибли, сестра в лагере, вторая сестра - в земле, так что писал он другу, ну, если можно допустить, что у человека в положении сына Цветаевой были настоящие друзья. На фронте ему, избалованному и интеллигентному пареньку, пришлось несладко, но говорят, что держался он с большим мужеством, и хотя "так ему и надо", конечно, и до 20 он, кажется, не дожил (был убит в бою), но трудно судить о жизни человека в такое страшное время, что бы он ни совершил, ведь знаем мы мало, а понимаем еще меньше.
А вот автограф Арсения Тарковского, большого поклонника творчества Цветаевой, и почерк, кстати, на почерк Высоцкого немного похож.
Известный документ в оригинале. Обычно приводится как пример бедственного состояния поэта в эвакуации, мол, до чего пришлось опуститься. Но это не совсем так. Место судомойки в голодное время было чрезвычайно желанным даже для вполне благополучных политически дам и ничем позорным не являлось, кажется, Асеевы посоветовали Марине Ивановне попытать счастья с этим заявлением, но понятно, что без протекции в войну на хлебное место попасть было невозможно даже на уровне чуда.
Столовое серебро. Когда читаешь факты об Асееве и вспоминаешь, как он обещал Цветаевой поддержать ее сына в случае чего, остро жалеешь, что репрессии миновали его услужливую и неплохо жившую, но средне писавшую фигуру. Правда, потом это проходит.
И другие документы времени начала отечественной войны, у каждого стенда есть кнопка прослушивания кратких сведений об экспонате, и в зале играет музыка соответствующей эпохи.
Все, кто дошел до основной экспозиции, за мной!
Не могу выложить все экспонаты, их очень много, так что только то, что мне показалось наиболее интересным.
Сын и мать, это конец 30-х, Марине Ивановне приближается к 50, Муру - к 15. Чрезмерная, болезненная любовь делает из сыновей чудовищ и ужасных несчастливцев одновременно, вот чему как бы учат нас эти судьбы.
Просто письмо гениального поэта к одаренному советскому беллетристу, который был посредственным чиновником и не лучшим человеком, впрочем, особого выбора у него не было.
Пояс.
Бусы.
Легендарная книга-самоклейка исследователя, критика, филолога и выдающегося москвоведа Тарасенкова. Благодаря ему мы имеем львиную долю стихов Цветаевой, утраченных во всех других источниках. Он спас огромное количество наследия Серебряного века в годы тоталитаризма. Переплел, перепрятал, скупил, подшил, пронумеровал, сохранил для потомков. Его жена Белкина написала об этом и многом другом гениальную книгу "Скрещение судеб". Саму Цветаеву он не спас, хотя дружили семьями. Хотя полномочия имел. Хотя, что он мог, такая же марионетка, как остальные. Его вины в том нет.
"Тот самый" стол, маленькая парточка, на самом деле. Не представляю, как за ней можно было работать, разве что садясь на банкетку. Экспозиция сборного характера, она не отражает интерьеров семьи Эфрон.
А ты... прочел Цветаеву полностью?
В Праге. Переехали в надежде на лучшую жизнь, но материально все было так же печально. Обычно о семье Эфрон в Праге вспоминали как о людях, терпеливо сносящих все невзгоды и с достоинством выдерживающих свою изоляцию по политическим и личным мотивам.
Бюст работы Крандиевской, одной из жен А.Н. Толстого. С семьей Толстых Цветаеву связывали дружеские отношения, и покровительство красного графа могло бы многое изменить к лучшему в судьбе поэта, но тот боялся за себя, боялся за семью, переписывал любимый роман по указке партии и никого не спас.
Известно, что Ахматова Есенина не любила и говорила, что он все пишет одно и то же. А вот Цветаева его фигуру и его судьбу воспринимала очень эмоционально, и у нее есть даже цикл, посвященный памяти поэта.
А вот с самой Ахматовой все было сложнее: десятая муза весьма сдержанно относилась к безмерной в мире мер и в ответ на ее откровенное обожание согласилась на одну всего встречу.
На этой фотографии прекрасно видно, как еще совсем не старую Марину Ивановну утомили бедность, многочисленные заботы, бытовые конфликты с дочерью, сложные отношения с мужем и редакциями и... более всего, пожалуй, безмерная любовь к сыну.
Несколько интерьеров дома Эфронов...
В целом особняк не такой уж и маленький, но для семьи из 4-х человек с прислугой и родней он создавал впечатление густонаселенного, а после революции семью поэта еще и уплотнили.
Кабинет семьи Эфрон (творческая мастерская поэта), ну очень низкие потолки, но иначе как натопишь. Довольно уютно и камерно.
Музыка.
Куклы Ариадны и Ирины... возможно.
Освещенная солнцем просторная детская.
Вид из окна на арбатские "книжки", которые, конечно, в 10-е годы не существовали даже в проекте.
Взрослый мужчина может легко надеть ее на голову. Никогда не встречала подобного размера вот конкретно данный вид.
План Москвы, висящий в кабинете Сергея Эфрона. И многие улицы есть до сих пор, кстати, можно вполне пользоваться с поправками.
Пока ходишь по дому, невольно думаешь, какой музей сделали замечательный, а при жизни одна дочь в приюте от голода умерла, другая провела всю жизнь в лагерях и старость — приживалкой у дальней родственницы, сына — еще мальчика — убили на войне, мужа поставили к стенке, саму повесили. Конечно, такое время было. И дети за отцов не отвечают. И тогда другим не меньше досталось, а кому-то и больше. Но вот теперь музей здесь, и экскурсию туда водят, рассказывая, как они жили-были. Конечно, так богато и красиво они никогда не жили. Но читателю и гулятелю нужен миф и сказка. "Они любить умеют только мертвых". Пушкин, на всякий случай.
Community Info